К шедеврам сказочного творчества Андерсена относится и его знаменитый «Соловей». М. Горький вспоминает в автобиографической повести «Детство», как он впервые познакомился с этим произведением: «…мы начали читать удивительную сказку «Соловей» — она сразу взяла всех за сердце. 

* «В Китае все жители — китайцы, и сам император — китаец»,— помню, как приятно удивила меня эта фраза своей простотой, весело улыбающейся музыкой и еще чем-то удивительно хорошим». 

Скучающий император и его придворные любуются игрушечным соловьем. Он отливает золотом и серебром, унизан брильянтами, но поет, «как заведенная шарманка», без конца повторяя одну-единственную мелодию. А настоящий соловей, «маленькая серенькая птичка», знает множество прекрасных песен и каждую из них поет по-своему. И когда император хочет приблизить к себе живого соловья, тот отвечает. 

* «Я не могу вить гнездо во дворце, позволь только прилетать к тебе, когда мне самому этого захочется… Я буду петь тебе о счастливых и о несчастных, о добре и о зле — все это тебя окружает, но скрыто от тебя». 

Сложная философская мысль об отношении искусства к жизни выражена здесь с удивительной простотой и ясностью. Поэзии тесно в золоченой клетке. Ей нужен весь мир. 

Нередко писатель поднимается до глубоких сатирических обобщений. Внезапно налетевшая буря переместила в городе все вывески. Вместо церкви люди попадают в театр, вместо Государственного совета — в школу к мальчикам и т. п. («О том, как буря перевесила вывески»). Еще резче подмену истинных ценностей, на которых держится социальное зло, Андерсен обличает в «Тени». Тень не только отделяется от своего господина, но обретает самостоятельность, хочет поработить его, воспользоваться чужим умом и знаниями, а когда ученый не соглашается стать тенью тени, безжалостно расправляется с ним. Кстати, автор упоминает «известную историю о человеке без тени», подразумевая повесть Шамиссо, но, как мы видим, решает тему иначе. И снова о подмене правды: в одной из самых популярных сказок («Новое платье короля») слова мальчугана, не побоявшегося объявить во всеуслышание: «А король-то голый!» — приобрели нарицательный смысл. 

Л. Н. Толстой перевел эту замечательную сказку и так истолковал ее в своем дневнике: «Люди придумывают себе признаки величия: цари, полководцы, поэты. Но это все ложь. Всякий видит насквозь, что ничего нет и царь — голый».